Неточные совпадения
Иногда он останавливался перед какою-нибудь изукрашенною в зелени
дачей,
смотрел в ограду, видел вдали, на балконах и на террасах, разряженных женщин и бегающих в саду детей.
Он снова захохотал. Макаров и Алина пошли быстрее. Клим отстал,
посмотрел на Туробоева и Варавку, медленно шагавших к
даче, и, присев на скамью у мостков купальни, сердито задумался.
Дома, распорядясь, чтоб прислуга подала ужин и ложилась спать, Самгин вышел на террасу,
посмотрел на реку, на золотые пятна света из окон
дачи Телепневой. Хотелось пойти туда, а — нельзя, покуда не придет таинственная дама или барышня.
Здесь пока, до начала горы, растительность была скудная, и
дачи, с опаленною кругом травою и тощими кустами,
смотрели жалко. Они с закрытыми своими жалюзи, как будто с закрытыми глазами, жмурились от солнца. Кругом немногие деревья и цветники, неудачная претензия на сад, делали эту наготу еще разительнее. Только одни исполинские кусты алоэ, вдвое выше человеческого роста, не боялись солнца и далеко раскидывали свои сочные и колючие листья.
Эй, музыканты, играйте, я желаю вас слушать! Приходите все
смотреть, как Ермолай Лопахин хватит топором по вишневому саду, как упадут на землю деревья! Настроим мы
дач, и наши внуки и правнуки увидят тут новую жизнь… Музыка, играй!
Один из них, по фамилии Беспалов, строит на своем участке большой двухэтажный дом с балконом, похожий на
дачу, и все
смотрят на постройку с недоумением и не понимают, зачем это; то, что богатый человек, имеющий взрослых сыновей, быть может, останется навсегда в Рыковском в то время, как отлично мог бы устроиться где-нибудь на Зее, производит впечатление странного каприза, чудачества.
— Было бы из чего набавлять, Степан Романыч, — строго заметил Зыков. — Им сколько угодно дай — все возьмут… Я только одному дивлюсь, что это вышнее начальство
смотрит?.. Департаменты-то на что налажены? Все
дача была казенная и вдруг будет вольная. Какой же это порядок?.. Изроют старатели всю Кедровскую
дачу, как свиньи, растащат все золото, а потом и бросят все… Казенного добра жаль.
— Завтра мы с тобой поедем в Парк к одной барыне-генеральше;
смотри, не ударь себя лицом в грязь, — продолжал Вихров и назвал при этом и самую
дачу.
Вот он завидел
дачу, встал в лодке и, прикрыв глаза рукой от солнца,
смотрел вперед. Вон между деревьями мелькает синее платье, которое так ловко сидит на Наденьке; синий цвет так к лицу ей. Она всегда надевала это платье, когда хотела особенно нравиться Александру. У него отлегло от сердца.
Когда зашел разговор о
дачах, я вдруг рассказал, что у князя Ивана Иваныча есть такая
дача около Москвы, что на нее приезжали
смотреть из Лондона и из Парижа, что там есть решетка, которая стоит триста восемьдесят тысяч, и что князь Иван Иваныч мне очень близкий родственник, и я нынче у него обедал, и он звал меня непременно приехать к нему на эту
дачу жить с ним целое лето, но что я отказался, потому что знаю хорошо эту
дачу, несколько раз бывал на ней, и что все эти решетки и мосты для меня незанимательны, потому что я терпеть не могу роскоши, особенно в деревне, а люблю, чтоб в деревне уж было совсем как в деревне…
(Зимин быстро уходит за угол
дачи. Соня
смотрит ему вслед и медленно идет на террасу, потом в комнаты. Дудаков, Влас и Марья Львовна идут справа из лесу, потом за ними Двоеточие. Марья Львовна садится на скамью, Двоеточие рядом с нею. Зевает.)
(Замыслов и Юлия Филипповна быстро идут по дороге от
дачи Суслова. Смеются. Шалимов, усмехаясь,
смотрит на смущенного Басова.)
(Суслов снова отходит с женой в сторону и что-то говорит ей. Лицо у него злое. Юлия Филипповна насмешливо кланяется ему, идет обратно к террасе. Суслов, громко насвистывая, идет к своей
даче. Двоеточие,
посмотрев на Юлию Филипповну, идет за Сусловым.)
(Кланяется и идет к сцене, где собравшаяся публика молча
смотрит, как Замыслов, с книгой в руке, тоже молча крадется по сцене, показывая Семенову, как надо играть. Из
дачи поспешно идет Басов с удочками.)
Юлия Филипповна (вслед ему). Это — не сегодня? да? (Напевает.) «Уже утомившийся день…» (Голос у нее дрожит.) «…Склонился в багряные воды…» (
Смотрит широко открытыми глазами вперед и медленно опускает голову. С
дачи Басова выходят: Марья Львовна, очень взволнованная, Дудаков и Басов с удочками.)
Он сидел уже часа полтора, и воображение его в это время рисовало московскую квартиру, московских друзей, лакея Петра, письменный стол; он с недоумением
посматривал на темные, неподвижные деревья, и ему казалось странным, что он живет теперь не на
даче в Сокольниках, а в провинциальном городе, в доме, мимо которого каждое утро и вечер прогоняют большое стадо и при этом поднимают страшные облака пыли и играют на рожке.
Хлынов. Как ты, братец, мне, на моей собственной
даче, смеешь такие слова говорить! Нечто я тебе ровный, что ты мне хочешь деньги отдать. Ты взаймы, что ли, хочешь взять у меня, по-дружески? Как
посмотрю я на тебя, как ты, братец, никакого образования не имеешь! Ты должен ждать, какая от меня милость будет; может, я тебе эти деньги прощу, может, я заставлю тебя один раз перекувырнуться, вот и квит. Ты почем мою душу можешь знать, когда я сам ее не знаю, потому это зависит, в каком я расположении.
Раскланявшись с княгиней, она удалилась. Та на другой же день зашла к ней на
дачу посмотреть рояль, который ей очень понравился, и она его сейчас купила.
Но я подошел к крыльцу Ивановской
дачи в то самое время, как туда подходили три или четыре человека. Они
посмотрели на меня, казалось, как-то особенно, и мы вошли вместе…
Или, говоря другими словами, начал
смотреть на свое имение как на
дачу для двух-трехмесячного летнего пребывания.
Удавалось ли мне встретить длинную процессию ломовых извозчиков, лениво шедших с вожжами в руках подле возов, нагруженных целыми горами всякой мебели, столов, стульев, диванов турецких и нетурецких и прочим домашним скарбом, на котором, сверх всего этого, зачастую восседала, на самой вершине воза, тщедушная кухарка, берегущая барское добро как зеницу ока;
смотрел ли я на тяжело нагруженные домашнею утварью лодки, скользившие по Неве иль Фонтанке, до Черной речки иль островов, — воза и лодки удесятерялись, усотерялись в глазах моих; казалось, все поднялось и поехало, все переселялось целыми караванами на
дачу; казалось, весь Петербург грозил обратиться в пустыню, так что наконец мне стало стыдно, обидно и грустно; мне решительно некуда и незачем было ехать на
дачу.
Бедонегова. Да что ваша служба! Выгоды от нее, как я
посмотрю, большой нет. Вы, коли захотите, так и без службы можете себе хорошую выгоду иметь. А вы сами не хотите, бегаете по всем
дачам, а зачем — неизвестно. Если бы вы могли иметь любовь…
На второй день Троицы после обеда Дымов купил закусок и конфет и поехал к жене на
дачу. Он не виделся с нею уже две недели и сильно соскучился. Сидя в вагоне и потом отыскивая в большой роще свою
дачу, он все время чувствовал голод и утомление и мечтал о том, как он на свободе поужинает вместе с женой и потом завалится спать. И ему весело было
смотреть на свой сверток, в котором были завернуты икра, сыр и белорыбица.
Ему уже, правда, давно приходила мысль заглянуть туда хоть раз,
посмотреть, все ли шло там должным порядком, да как-то все не удавалось: то, как назло, одолеют ревматизмы, и надо было покориться воле врача, предписавшего непременную поездку в Баден или Карлсбад, а оттуда в Париж, где, по словам врача, только и можно было ожидать окончательного выздоровления; то опять являлись какие-нибудь домашние обстоятельства: жена родила, или общество, в котором барин был одним из любезнейших членов, переселялось почти на все лето в Петергоф или на Каменный остров, на
дачи; или же просто не случалось вдруг, ни с того ни с сего, денег у нашего барина.
Фрачишка на нем гадкий, рожа такая, что плюнуть хочется, а
посмотри ты, какую он
дачу нанимает!
Шредер ее не очень осматривал (эти медики бывают иногда свысока небрежны), а только сказал мне в другой комнате, что это осталось после болезни и что с весной недурно куда-нибудь съездить к морю или, если нельзя, то просто переселиться на
дачу. Одним словом, ничего не сказал, кроме того, что есть слабость или там что-то. Когда Шредер вышел, она вдруг сказала мне опять, ужасно серьезно
смотря на меня...
При таком-то настроении ее сердца, летом, на
даче в Кунцове, застает ее действие повести. В короткий промежуток времени являются пред нею три человека, из которых один привлекает к себе всю ее душу. Тут есть, впрочем, и четвертый, эпизодически введенный, но тоже не лишний господин, которого мы тоже будем считать. Трое из этих господ — русские, четвертый — болгар, и в нем-то нашла свой идеал Елена.
Посмотрим на всех этих господ.
— Ну, конечно, играли в любовь, без этого на
даче нельзя. Все играли, начиная со старого князя и кончая безусыми лицеистами, моими учениками. И все друг другу покровительствовали,
смотрели сквозь пальцы.
Поужинав позднее обыкновенного и выпросив разрешение у Екатерины Ивановны, жившей тут же при
даче, в особом флигельке, пойти на берег
посмотреть, как будут гореть костры, зажженные местными дачниками и коренными жителями местечка — финнами, старшеотделенки под начальством Антонины Николаевны отправились на пляж.
Но Дуня ничего не понимала.
Смотрела, как зачарованная, то на сверкающий под солнцем залив, то на хвойные лучистые шапки сосен, сбегавшие вниз по склону к обрыву, то на
дачу баронессы, настоящий дворец с разбитым вокруг него садом. И опять на море, на сосны, на раскинувшийся над нею голубой простор.
— Ваня с Мишей…
Смотрю я на
дачу, что напротив, а они сидят и чай пьют. Миша уже умеет сам чай пить… Видел, что вчера перевозились? Это они приехали!
Когда они пили чай, на
даче vis-а-vis завтракали. Иван Петрович
смотрел в тарелку и не видел ничего, кроме куска гуся, с которого тек жир.
— Вероятно, жить здесь будут… Они не знают, что мы здесь. Если бы знали, то
смотрели бы на нашу
дачу, а то пили чай и… не обращали никакого внимания…
— Наши… Ваня и Миша… Приехали! На
даче, что напротив…
Смотрю я, а они там… Чай пили… И Миша тоже… Какой ангельчик наш Миша стал, если б ты его только видел! Матерь божия!
— Молодой человек не явился ни в тот день, ни после. На другой день, когда его ожидали, я прочитал в газетах, что в Сокольничьей роще, недалеко от роскошной
дачи Подгурского, нашли убитым разыскиваемого петербургской полицией преступника Станислава Ядзовского… Я пошел
посмотреть на труп моего друга Пальто, сюртук, бумаги — все было твое, кроме лица. Я ничего не сказал, решив, что для тебя же лучше, если тебя сочтут умершим. Каким образом очутилось твое платье и бумаги на убитом?
На
дачу он не любит ездить, а остается в Петербурге, потому что веселого характера и любит разъезжать по знакомым, а вечером на закат солнца
смотрит и слушает, как поют француженки.